Юрий Минералов. Поэзия. Литературоведение. Проза. История

Юрий Иванович Минералов (1948) - выпускник МГУ им. М. В. Ломоносова, заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор филологических наук, профессор, член Союза писателей России. Пятнадцать лет преподавал в Тартуском университете, девятнадцать лет (1987 - 2006) работает в писательском вузе Литературном институте им. А. М. Горького - сначала профессором, затем заведующим кафедрой русской классической литературы и славистики. Автор книг «Поэзия. Поэтика. Поэт», «Эмайыги» (книга стихов), «Так говорила держава. XX век и русская песня», «Красный иноходец» (книга стихов), , (книга стихов), , «История русской словесности XVIII века», «Поэтика. Стиль. Техника», , (книга стихов), , «История литературы XIX века (70 — 90-е годы)» (в соавторстве с И. Г. Минераловой). Родился я 30 мая 1948 года в селе Сухая Калигорка Мокро-Калигорского района Киевской области Украинской ССР. Меня, сибиряка по всем предкам мужской линии, «угораздило» там родиться потому, что отец мой был инженером-картографом и геодезистом, после войны переведенным из родной Сибири на Украину. Сведущие люди понимают, что такое геодезические пирамиды, реперы, знаки и т. п. (их сетью пронизана вся страна, и на их основе составляются карты местности). После военных действий на Украине вся эта система, вероятно, представляла собой сущую кашу, и ее необходимо было восстановить. Отец был начальником геодезической партии, а моя мать, молодой инженер, была в эту партию распределена после вуза. Тут они и познакомились. Весной 1948 года работы проводились в округе упомянутой Калигорки. Там я и появился на свет в деревенской хате с помощью местной повитухи. Вскоре, в разгар лета, семью хозяев хаты, кажется, постигла трагедия. Насколько я знаю, хозяин при немцах состоял полицаем, но по каким-то вынужденным обстоятельствам - чуть ли не по решению деревенского «мира» (кому-то надо было пойти на сию должность). Человек он был, видимо, жертвенный (родители мои вспоминали его с симпатией), так что согласился. Вскоре после моего рождения до него добрались правоохранительные. Когда на хозяйской половине кипел обыск, мой отец был в командировке, и мать со мной на руках лихорадочно соображала, куда бы забросить его охотничий нож. Нож ему как охотнику и полевику-геодезисту наверняка даже полагался. Но штука в том, что этот был переделан из трофейного немецкого штыка и, говорят, даже эмблемы соответствующие имел. Впрочем, с ним все обошлось - парни из украинского НКВД «инженеров» обыскивать приказа не имели, а один даже, по слухам, заглянул к нам и изрек, погладив меня по голове: «Ишь, москаль!» Не знаю, пропал ли дядька-хозяин или «там» вникли в его обстоятельства (по Украине много, я думаю, было похожих коллизий). Отец как раз добился перевода обратно в Сибирь, и к холодам мы уже жили в красноярской гостинице. Место рождения своего я впоследствии долго впустую искал именно на картах - на позднейших, составленных украинскими коллегами отца. Но вот в 1990 году оказался в Киево-Печерской лавре на конференции. Возили нас по городу, водили по самым заповедным пещерам лавры (мощи преподобного Илии Муромца, высоченного мужчины-богатыря, узрел)... А в один из дней отвезли вниз по Днепру в Канев Черкасской области, где перезахоронен Тарас Шевченко. И там я увидел старинную карту уезда, где родился Шевченко в деревне Кирилловке. А на этой карте в нескольких верстах от Кирилловки оказалась моя ридная Калигорка! С кобзарем-то мы с детства на дружеской ноге (земляки), а я и не знал. Что же до отсутствия моей витчизны на картах Киевщины, так оказалось, что на заре хрущевщины зачем-то отрезали тогдашние реформаторы от Киевской области южный кусок и «прирезали» его к области Черкасской. Я член Союза писателей России, поэт и литературовед. Но сегодня фактически нет такой профессии - писатель (в СССР - да, была). Однако я, по случаю, еще и выпускник филологического факультета МГУ. В 1975 году стал кандидатом филологических наук, в 1987 - доктором, вскоре и профессором. В начале 1987 года в результате избрания по конкурсу перешел из Тартуского университета (где работал с 1972-го) в Литературный институт. Это был тогда вуз Союза писателей СССР, ныне - государственный вуз. Служу России в меру сил. Отец мой Иван Минович Минералов родился в 1915 году в Сибири в селе Корнилове на севере Алтайского края и был сыном православного священника Мины Алексеевича Минералова. Бабушка Наталья Дмитриевна была сельской учительницей и происходила из выселившихся на Дальний Восток украинцев. Минералов - фамилия искусственная и получена, как большинство звучных фамилий наших дореволюционных священников, в духовном учебном заведении. По семейному преданию, дана была она нашему родоначальнику, которого звали Козьма Петров, и было это в Москве вскоре после московского пожара 1812 года. Затем в сане диакона новоиспеченный о.Козьма Минералов был направлен на службу в Сибирь... Предание в данном случае в основе явно достоверно. Как филолог, помню и знаю, что «Петр» - это камень, камень же - как раз «минерал». С эпохи Петра I это слово в ходу, причем долго оно было именно широко употребительным звучным экзотизмом, а не просто термином геологии. В церкви же минералы когда-то сияли всюду, украшая оклады икон, панагии и т. п. Сохранена и красивая семейная легенда, за какие именно успехи получил Козьма Петров эту фамилию, но ее я опускаю, как не проверенную. На протяжении 19 века род бывших Петровых разрастался; мужчины Минераловы вплоть до революционных времен (видимо, почти все) традиционно становились священниками. Их следы отцу и мне удалось найти в нескольких сибирских городах, но чаще, видимо, они служили во многочисленных сельских приходах. В городе Новокузнецке (ранее Кузнецке, Сталинске), где я закончил школу, настоятелем Спасо-Преображенского собора перед революцией был, например, троюродный брат моего деда Мины Алексеевича Виссарион Тихонович. Кончил он трагически (его и других священников, да и всех, кто под руку попался, со всякими садистскими глумлениями перебили в Кузнецке псевдопартизаны из отряда небезызвестного в Сибири отличавшегося зверствами и выдававшего себя за анархиста Рогова). Из взрослых мужчин нашего рода вообще почти никто после революции не уцелел. Что поделаешь, революции все похожи. Сиротами остались и мой отец с четырьмя старшими братьями (в отличие от других родственников-священнослужителей, родной дед не был, впрочем, репрессирован: он умер от чахотки в начале гражданской войны). Свою профессию отец мой любил, но вначале выбрал ее вынужденно (тянуло явно к иному - мечтал стать дипломатом, журналистом, политиком и т. п.), - просто Московский институт геодезии и картографии, поныне находящийся на Разгуляе, входил в список вузов, в которые разрешалось поступать детям священников («лишенцам», как тогда выражались). До института и из школы вместе с братьями исключался по тем же классовым критериям (закончил вечернюю), и весьма полезные рабочие профессии освоил (стал, например, слесарем и отличным шофером). В Великую Отечественную старшие братья сложили головы на фронте. Пригодились поповичи. Отец мой уцелел, поскольку был геодезистом и в сибирской тайге в лихорадочной спешке изыскивал (так у них говорят) железнодорожные трассы на восток (готовились на случай войны с Японией). Например, вместе с другими - ту трассу, на изыскании которой ранее погибла экспедиция Кошурникова (герои популярной в свое время документальной повести молодого В. Чивилихина «Серебряные рельсы»). Среди начальников его был в эти годы, кстати, другой известный автор - писатель-геодезист Г. Федосеев. Мать моя Александра Васильевна Баранова родилась в 1921 году на станции Плеханово в Тульской области (ныне - окраина Тулы). Дед Василий Андреевич был паровозным машинистом. Бабушка Ксения Ивановна - крестьянка. Хорошо знаю я только род деда. Это тоже был большой род, причем род рабоче-крестьянский, в котором каждый после революции получил простор для применения личных способностей. Детей у деда и бабушки было более десяти. Всем дали высшее образование (мужчины стали военными и как один воевали, уцелели и закончили кто подполковником, кто и в папахе). Офицеры расселились потом в основном в Ленинграде и Москве. Из братьев и сестер никого уже нет. Семья была для меня, как и для всех, у кого она была, главным формирующим началом. Литература была главным моим занятием с десяти лет, да так им и осталась. В прозе колоссальное влияние на меня в юношеские годы оказал Достоевский, в поэзии - Маяковский. Позже - немалое - соответственно Булгаков и Пастернак (ранний). Перед Пушкиным преклоняюсь, но субъективно больше склоняюсь к Державину. Как филолог и с мировой литературой знаком, но признаю безусловное превосходство русской. В западной музыке: Перголези, Бах, Бетховен, Моцарт, Шуберт, Шопен, Лист; у нас Глинка, Мусоргский, Стравинский, Шостакович, Свиридов. В живописи - глаза разбегаются, столько мне нравится. Но все же белый, черный или какой угодно иной квадрат намалюет, как я иногда подозреваю, и мой младший сынишка, а вот Боровиковский, Брюллов, Репин, Васнецов, Суриков, Кустодиев, даже Валентин Серов - по сей день образцовы. Вообще Русский музей несколько предпочитаю Эрмитажу. Философия: Аристотель, а не Платон, Гегель, а не Кант, Флоренский, а не Бердяев, Лосев, а не Бахтин. «Материалистическое» представление, что наш мир «сам собой» в результате каких-то «мутаций» получился из неких слипшихся космических пылинок или чего-то в этом роде, кажется мне смехотворным (и при такой «пунктирной» его формулировке, и при выведении тем или иным мыслителем из подобных тезисов той или иной системной теории). Человеческое познание на сегодня дает по вопросам мироустройства ответы, которые в основном лишь дезориентируют. Их способна опрокинуть, по сути, простая встреча с какой-нибудь мироточащей иконкой, «нарушающей» сразу несколько законов природы. Вера и основанная на ней религия дают иные ответы. Априори они должны как минимум восприниматься с полной серьезностью, как именно вариант ответов на неразрешенные вопросы, а не как некий курьез, достойный лишь неграмотных бабушек. Роль религии в истории России была весьма высока всегда (в том числе и в XX веке), и трудно ожидать в будущем каких-либо существенных перемен этой роли. Главное событие в моей жизни - рождение детей. Из трех сыновей со мной проживают двое младших. Сыновья в Сибири пока ни разу не были, но по их мировидению, по тому, что принято ныне называть ментальностью, по чертам характера я с радостью узнаю сибирячков. Сам связей с родиной не порываю, бываю там при всякой возможности и стараюсь, чем могу, помогать филологам-землякам из Абаканского университета и Новокузнецкого пединститута. Сибиряки проще завзятых «европейцев» - в том смысле, что прямодушнее и тверже, - и мне с ними по-прежнему бывает порою как-то оно легче, бесхитростнее, роднее, чем с некоторыми у

 

Hosted by uCoz